Следовательно, оставалось только упросить его, чтобы он для общего блага к приезду начальства слег в постель под видом тяжкой болезни и сдал свою амуницию на этот случай Рыжову, которого отец протопоп, надеясь на свой
духовный авторитет, тоже взялся убедить — и убедил.
Андрей Николаевич в этом отношении обладал большим тактом и отлично умел группировать знакомство. Резкие люди не без оснований называли его «салопницей». Будучи сам беден и нуждаясь в помощи, он группировал нужных ему людей в кружок и «доминировал над ними» силою своего
духовного авторитета. Над этим шутили, и он сам в шутку называл свой круг «своим светским приходом» и собирал этих прихожан к себе в митрополичьи покои на так называемые «светские всенощные».
Духовный авторитет совсем не духовен, он социален, он-то и есть человеческое, не раскрывшее в себе божественное, а оторванное от божественного и погруженное в человеческие отношения властвования.
Неточные совпадения
Он признавал лишь
авторитет старцев, то есть людей
духовных даров и
духовного опыта, не связанных с иерархическим чином.
Но переживание трансцендентного есть имманентный
духовный опыт, трансцендентное не есть
авторитет.
В истории христианства постоянно воздавалось Божье кесарю, это совершалось всякий раз, когда в
духовной жизни утверждался принцип
авторитета и власти, когда совершалось принуждение и насилие.
Для религиозного философа откровение есть
духовный опыт и
духовный факт, а не
авторитет, его метод интуитивный.
Ведь стоит только человеку нашего времени купить за 3 копейки Евангелие и прочесть ясные, не подлежащие перетолкованию слова Христа к самарянке о том, что отцу нужны поклонники не в Иерусалиме, не на той горе и не на этой, а поклонники в духе и истине, или слова о том, что молиться христианин должен не как язычник в храмах и на виду, а тайно, т. e. в своей клети, или что ученик Христа никого не должен называть отцом или учителем, стоит только прочесть эти слова, чтобы убедиться, что никакие
духовные пастыри, называющиеся учителями в противоположность учению Христа и спорящие между собою, не составляют никакого
авторитета и что то, чему нас учат церковники, не есть христианство.
Власть
авторитета как явления духа, а не явления физической силы предполагает свободу в его признании, свободное наделение его качествами
духовной авторитетности.
Авторитет видит в
духовной жизни те же отношения, которые существуют в жизни социальной, где «князья народов господствуют» и «вельможи властвуют».
И то, что открывалось Достоевскому, относится не только к католичеству, но и к православию, и ко всякой религии, ко всякому принципу
авторитета в
духовной жизни.
Все искания критерия для
духовной жизни, все учения об
авторитете вращаются в порочном кругу и ничего не разрешают и не достигают.
Авторитет есть типическое порождение объективации, он есть создание массовых человеческих субъектов, есть символизация
духовного состояния субъектов, их неосвобожденности,
духовной незрелости, их самоотчужденности.